Вривайтеся, земле і небо,
У рокіт страждань моїх…
Живем не лишень за себе —
Ми мусимо жити й за них!
Василий Симоненко
Очень хочется, чтобы о геноциде украинцев 1932—1933 годов мы помнили не только, когда «положено». Как о женщинах на 8 Марта. Или о Боге — на Рождество. Так как постигать здесь еще очень и очень много.
В некоторых исследованиях о Голодоморе сообщается, что в городах его почти не было. Даже в итоговом документе Специальной международной комиссии конгресса США по изучению голода 1932—1933 гг. в Украине в составе виднейших специалистов из семи стран (в частности профессора, полковника Дж.И.А. Дрейпера, бывшего британского обвинителя на Нюрнбергском трибунале, профессора Р.Левене, экс-президента апелляционного суда Аргентины и др.) утверждалось, что «...городам и поселкам в подавляющем большинстве удалось избежать голода...» К сожалению, это не совсем так.
А что было в нашем Киеве? Как этот святой город пережил тот страшный геноцид?
Для начала несколько свидетельств – Софьи Парфанович, Василия Гроссмана, Валерьяна Пидмогильного, Семена Гудзенка.
«Стали коммерческий хлеб давать. Что делалось! Очереди по полкилометра с вечера становились... я таких больше не видела. Друг дружку обхватывают за пояс и стоят один к одному. Если кто оступится, всю очередь шатнет, как волна по ней проходит. И словно танец начинается — из стороны в сторону. И все сильней качается. ...В очереди за коммерческим хлебом стоял народ городской — лишенцы, беспартийные, ремесло — либо пригородные.
По утрам ездили платформы, битюги, собирали, которые за ночь умерли. Я видела одну платформу — дети на ней сложены... тоненькие, длинненькие, личика, как у мертвых птичек. Долетели эти пташки до Киева, а что толку?.. Я видела: дивчина одна поползла поперек тротуара, ее дворник ногой ударил, она на мостовую скатилась. И не оглянулась даже, ползет быстро, быстро, старается, откуда сила. И еще платье отряхивает, запылилась, видишь».
* * *
«Київ потопав у зелені садів. Пішоходи були залиті сонцем і юрбою. Ударяла в очі публіка вичепурена, сита й вдоволена, впоміж з обдертими нуждарями, пожовклими, з запалими лицями, великими, блискучими очима. Деякі з них сиділи на краю пішоходів напівголі, простягаючи кістяки почорнілих рук або не рухаючись зовсім, дивилися мовчки на прохожих скляними очима. Це були ті, що приходили до Києва із сіл, гнані голодом, у надії знайти тут рятунок. Прохожі дивилися на них байдуже або не дивилися зовсім. Біля крамниць стояли черги з картками на хліб та олію, біля міського театру також човпилася юрба по квитки на оперу. Хартавим, низьким голосом горланило радіо про розвал гнилого заходу, розтрощеного могутнім пролетаріятом Росії та її геніяльним вождем, сонцем людства, визвольником працюючих — Сталіном. Серединою вулиці йшли червоноармійці з понурими, мертвими лицями, в російських шинелях та німецьких касках; музика репіжила Інтернаціонал.
На Хрещатику, біля думи, стояла юрба. Цей самий хартавий голос з радія продовжував про «доблесть» совєтської авіяції, про Дніпрельстан. І знов про вождя.
— Що він там верзе? Хліба хай дадуть! — кричав хтось з юрби. — Хліба хочемо, а не Дніпрельстану. Хліба, а не авіяції!.. Хліба! Хліба! — підхопила площа. Військова оркестра почала грати голосніше. Під команду старшини бубнар валив з усієї сили, заглушував крик площі».
* * *
«Отут у Києві лежали на вулицях трупи, як ганчір’я. Куди йшов — труп. Ніхто вже й не звертав уваги: завтра ж чекало його те ж саме. Але не думайте, що вмирали… самі українці».
* * *
Есть интересные описания подготовки Киева к приезду премьер-министра Франции Эдуара Эррио в 1932 году. «Накануне население заставили работать до первого часа ночи, очищая улицы и украшая дома. Пункты, где распределяли продовольствие, закрыли. Очереди запретили. Беспризорных детей и нищих куда-то забрали. На витринах магазинов появилось огромное множество разнообразной пищи, но милиция разгоняла и даже арестовывала толпившихся людей, которые хотели хотя бы посмотреть на продовольствие (купить что-либо было запрещено). Гостиницу, в которой Эррио должен был остановиться, обеспечили коврами, новой мебелью и униформой для персонала».
Жертв Голодомора в Киеве можно разделить на три неравные части: 1) жертвы из числа собственно жителей Киева; 2) жертвы пригородов Киева; 3) крестьяне, которые разными путями добирались до города в последней надежде выжить и уже умирали здесь.
Если исходить из того, что по состоянию на осень 1931 года население Киева составляло 586 тысяч, а в начале 1934-го — 510 тысяч, то с учетом рождаемости за этот период порядок потерь Киева – более 100 тысяч людей. Известный историк Сергей Билоконь приводил цифру 54 150 жертв за 1933 год. Верим, что наши славные демографы подробнее проинформируют нас об этих ужасающих цифрах.
Труднее всего писать и сложнее представить число людей, которые скончались в муках на тротуарах, набережных Киева, в километровых очередях за хлебом...
Из письма Киевского областного отдела ГПУ председателю ГПУ УССР (март 1933 года):
«Хочу обратить ваше внимание на обострение продовольственных затруднений в г. Киеве.
Снабжение, особенно неорганизованного населения и рабочих 2-й группы предприятий находится в ужасном состоянии. Привожу факты: Кожзавода № 6 Майбурда, б/п, Кулик, б/п, и Чудновский, член КП(б)У, выносят из завода головки от кож, мездру и жарят для еды.
В городе за последнее время ежедневно подбирают десятки трупов, а также десятки истощенных, часть которых в больницах умирает.
В январе подобрано 400 трупов.
В феврале — 518.
За 8 дней марта — 248».
В действительности, к сожалению, есть основания считать, что эти цифры далеко неполные. Для сравнения, в информационной записке своему правительству № 474/106 от 31 мая 1933 г. итальянский консул в Харькове Сержио Градениго писал об аналогичных ужасах в тогдашней столице Украины Харькове: «Товарищ Френкель, член «Коллегии» ГПУ, признался одному знакомому мне человеку, что в Харькове каждую ночь забирают до 200 трупов умерших на улице с голода... Сам видел после полуночи, как перед консульством проезжали грузовые автомобили с грузом 10—15 трупов...»
А вот свидетельство одного из тогдашних «доброжелателей»: «Летом 1933 года после временного нахождения в Киеве комвзвода 299-го стрелкового полка Сидоренко подал заявление о выходе из партии. Среди бойцов он заводил такие разговоры: рабочие Москвы и других городов РСФСР снабжаются в достаточном количестве... продуктами, а рабочие Украины этого не имеют, в Киеве — гора трупов умерших от голода».
Комментарии здесь излишни. Однажды на «Свободе слова» Савика Шустера молодой, перспективный и «подающий большие надежды» депутат-коммунист доказывал сплошную ложность цифр о Голодоморе примерно так, по-большевистски бездушно и цинично: «Да разве можно было все те ваши миллионы похоронить? И где?»
«На цвинтарі розстріляних ілюзій уже немає місця для могил!» — так и хотелось ответить выродку словами Васыля Симоненко. По селам и большим оврагам Украины те, кто не может оставаться безучастным, нашли уже много братских могил. А где хоронили этих несчастных в Киеве? Предоставим слово очевидцам:
Лидия Гергич: «...Й сказала мама старшому братові: «Одвези їх у Київ, може, їх заберуть у приют, а ні — хай помирають, щоб мені не бачить того своїми очима...». В мами вже ноги були пухлі.
От старший брат одвіз у Київ... Під’їхала полуторка, забрали в приют...
Був приют біля Кадетського мосту, він і зараз ще є, а братська могила дітей знаходиться, де зараз телевізійна вишка. Туди усіх діток звозили і скидали...»
(Олесь Воля. Мор: Книга буття України. — Киев: Кобза, 2002).
Галина Афанасьева: «Я добре пам’ятаю, як уже восени 1932 року Київ був наповнений голодними й опухлими селянами, які свої нехитрі пожитки намагалися обміняти на хліб чи інші харчі. Особливо великий наплив голодуючих селян виник навесні 1933 року. Опухлими людьми й живими скелетами були заповнені всі сквери та вулиці міста. Пам’ятаю, особливо багато таких живих трупів було на Подолі, на вулицях Верхній та Нижній Вал, де було багато широких лав, на яких юрмилися сотні цих нещасних. Там вони сиділи, лежали й помирали.
Кожного ранку вулицями міста їздили підводи, на яких разом із візником був спеціяльний підбирач трупів. Разом із тими, хто вже віддав Богу душу, підбирали й живих, в яких ще теплилося життя. Мертвих і ще живих звозили до церкви на Хоревій вулиці і там складували нещасних. Навколо цієї церкви вирили широкий і глибокий рів, в який періодично скидали трупи, якими наповнювалася церква...»
Долгожительница Микал из села Пуховка (Броварской район): «Була весна 1933 року. Мені йшов вісімнадцятий рік, навчалася у Київському педтехнікумі. Набір до технікуму був 99 чоловік, а закінчило тільки 33. А де ж 66? Померли, а хто пішов світ за очі. Ось іде урок математики, а Сахно Володя після нічної зміни на заводі «Укркабель» спить вічним сном на столі. Винесли ми його і поховали на Лук’янівському кладовищі. І так ішов день за днем. Харчувались у студентській їдальні на вулиці Дикій, там готували якийсь суп — одна горошина в тарілці, а решта вода... Давали нам по 150 грамів хліба на день. Одержиш ту картонку з талонами і молиш Бога, аби ніхто її не вкрав або не загубити. Підеш у магазин, візьмеш свою пайку, вкусиш і нема, наче й не їла.
Один спомин залишився на все життя у моїй пам’яті. Був урок воєнізації... — тактичні заняття... за містом, біля Лук’янівського кладовища. Сили не було, а командир заставляє бігати, і нас троє не побігло, а відійшли вбік... Був з нами хлопець з дитячого будинку — Костя. Ми його чекаємо, а він не йде. Підійшли до нього і вжахнулись... Він сидів біля ями, у якій було повно мертвих тілець дітей. Вони всі лежали в безладі: того рука, того нога, того весь тулуб показував, що їх звалили з підводи. Таких було сім могил... Це робилося вночі — привезуть, скинуть — і поїхали далі по людські душі».
Андрей Опанасенко: «В Києві бачив я конаючих мешканців навколишніх сіл, коли можна так назвати тих знедолених істот, що втратили від голоду людську подобу. Вони вже нічого не просили, а сиділи або лежали опухлими колодами під стінами будинків на Верхньому і Нижньому Валу на Подолі. Померлих звозили до Бабиного Яру і там ховали. Привозили й напівживих, що вже там помирали».
Нина Перепада: «Кожного ранку, будучи семирічним хлопчиком, Юрій Перепада спостерігав таку картину: по Хрещатику кілька разів на ранок їздили вози, запряжені кіньми; в них було по чоловіку, а двоє йшли пішки. Завдання їх полягало в тому, що вони... повинні були очищати вулицю від трупів, або ще живих людей, що дуже близькі до цього стану. Двоє піднімали трупи і клали їх у віз, накриваючи рогожею. Діти й дорослі проходили по вулиці у своїх справах, просто оминаючи ще не підібрані трупи. Розповідали, що тіла звозили у 3-й корпус «Октябрьської» лікарні... складали ярусами, а звідти у такому стані везли на Байкове кладовище, де кидали в ями і посипали хлоркою».
Известный киевовед Сергей Вакулишин, исследовав эту проблему, считает, что в 1932—1933 гг. на улицах Киева от голода умерло около миллиона крестьян...
А теперь кратко о преимущественно сельских пригородах Киева, которые уже тогда входили или позже вошли в состав города.
Архивными документами можно проиллюстрировать этапы выполнения страшного плана коммунистов на примере села Беличи. В 1931 году — в период между уничтожением «кулаков» и началом трагедии — Беличи имели такой социальный состав своего населения: сельские хозяева — 66%, городские рабочие — 23%, кустари и артельщики — 4%, служащие — менее 3%. Активисты колхоза имени Кагановича весной 1933 г. рапортовали о достижении 76% коллективизации. Результат не заставил себя ждать: от Голодомора погибло более 16% жителей села (для сравнения: с фронтов Второй мировой войны не вернулось около 8% односельчан).
Колхоз незамедлительно переименовали на «Победу». Это весьма красноречивый факт, как и то, что в начале 1934 года Беличи имели 77% единоличных хозяйств. Вполне логично: цель (то есть уничтожение украинцев) достигнута, для чего же теперь колхоз?..
Осокорки в 1931 году пострадали от стихийного бедствия — наводнения.
Архивный протокол зафиксировал разрушения и потери, которые тогда претерпели жители Осокорков. В частности, сообщалось, что в двух домах рухнули печи, в восьми дворах опрокинуты сараи, в тринадцати — дома; 23 сельчанина заявили, что у них поплыли сараи. Восемь жителей остались без собственных домов, почти 400 вернулись в поврежденные дома, по самые окна засыпанные песком. Пострадала от бедствия почти пятая часть села.
Госстрах УСРР не спешил выплачивать пособия. Вскоре около 580 жителей переселилось из низовьев на более высокие участки киевской пригородной полосы. Очевидно, сопротивляться большевистской метле, выметавшей запасы крестьянского зерна, было сложно всем: и переселенцам, которые не успевали как следует обустроиться, и тем, кто остался возле своих приусадебных наделов, утративших чернозем... Речь идет о Красном Хуторе и Осокорках: в обоих населенных пунктах жертвами Голодомора стала половина жителей.
Архивные источники и рассказы долгожителей позволяют реконструировать хронику тогдашего ужаса.
Октябрь 1932: постановление президиума Киевского горсовета: «...Річний план (хлібозаготівлі) виконано... на 50,6%... Сільради Микільська Борщагівка, Виґурівщина... поставилися опортуністично до справи боротьби за хліб... Майно куркулів, що не виконують твердих завдань, описувати й продавати... Прийняти до відома заяву прокуратури, що розглянуто 14 справ по 14 селах у справі невиконання від куркулів твердих завдань...».
Январь 1933: «...матеріял Заготзерно на президію міськради про виконання плану мірчука»; «Троєщина — таємний перемел і розтрата мірчука 24 центнери. Справу передано до прокурора».
Вита-Литовская (теперь — Чапаевка): в семье, состоявшей из 12 человек, выжил только один.
Жуляны: в селе съели всех собак. Некоторых спасли блины из желудевой муки.
Корчеватое: рабочих кирпичного завода спасало подсобное хозяйство, питались щавелевой похлебкой и соей.
Мышеловка: улицами села в лес хлынули «спецрабочие»; привязывая трупы мертвецов за ступни, тащили их за собой на веревке. Бросали где-то на голосеевской опушке...
Описывать этот кошмар можно еще долго. Тяжело об этом читать. Но нужно — чтобы прозревали слепые и не забывали все ныне живущие на земле.
Для наглядности, без лишних сантиментов, приведем сравнительную таблицу сухих цифр.
Конца света не будет. Поскольку он уже был — в 1932—1933 годах. Армагеддон тогда пришел в виде имперского большевизма. Украинский народ вновь принял на себя удар вселенского зла. И победил. А какой ценой — возможно, Бог и человечество когда-нибудь оценят. И воздадут.
